Мировой финансово-экономический кризис пока только набирает обороты, и всё же некоторые предварительные выводы о том, какое он окажет влияние на те или иные страны, уже можно сделать. Например, в отношении Центральной Азии.
Кризис подтвердил несколько истин, о которых российские эксперты много говорили еще в 90-е годы ХХ века. Эти постулаты пытались активно опровергать как представители геополитических конкурентов России из стран дальнего зарубежья, пытавшиеся воспользоваться выгодной для них ситуацией и занять то место в регионе, которое до этого принадлежало нашей стране, так и апологеты местных властей, намеренно мифологизировавших большинство тем, связанных с возможностью суверенного существования их республик.
Во-первых, в условиях масштабного кризиса Центрально-Азиатский регион ещё раз обнаружил свою географическую уязвимость, прямо соотносящуюся с имеющимися здесь экономическими конкурентными преимуществами. Последних оказалось не так много, хотя 18 лет подряд местные политические элиты упрямо твердили об обратном. Географию не обманешь. Даже наличие в отдельных странах региона неплохих природных ресурсов не стало для этих государств надёжной гарантией от кризисных явлений.
Регион Центральной Азии потому и называется этим именем, что он заперт в центре материка, не имеет непосредственного доступа к открытым морям и мировому океану, пространственно оторван от основных центров мировой экономической и финансовой активности. На востоке региона расположен новый экономический гигант – Китай. Это соседство лишь на первый взгляд можно отнести к экономическим преимуществам. По крайней мере, пока если кто и извлекает от такого соседства существенные выгоды, - так это именно Китай, а вовсе не страны Центральной Азии. Достаточно посмотреть на структуру их взаимного товарооборота, чтобы убедиться в этом. Китай активно получает из региона сырьё, наращивает свои экономические мускулы, а в ответ постепенно шаг за шагом трансформирует своих соседей в ещё одну зону сбыта произведенных в Поднебесной товаров. Даже надежды местных политиков на извлечение выгод от транзита китайских товаров в Европу через территорию Центральной Азии не выглядят достаточно убедительными.
Здесь больше спекуляций, чем реальных достижений. Мифология нового Шёлкового пути приятно ласкает слух и дает хорошие возможности для пропаганды. Особенно тем, кто любит возводить экономические планы, созерцая глобус. Однако факт остается фактом: основные центры экономической активности в самом Китае расположены в его восточных и юго-восточных провинциях, то есть за тысячи километров от границ Центральной Азии. Поэтому для китайского бизнеса, как и для любого другого, вопрос о конкретной направленности транзита упирается, прежде всего, в проблему его выгодности. Транспортная же логистика не руководствуется умозрительными фантазиями. Производитель китайских товаров естественно выберет более дешёвый маршрут доставки его продукции до потребителей. Такую возможность даёт морской транспорт, а не железнодорожный, тем более не автомобильный. Морем в контейнерах привести товар из Китая в Европу обойдется в разы дешевле, чем использовать магистрали, пролегающие по Центральной Азии. То же самое можно сказать и в отношении южного коридора. Соседи Центральной Азии с юга (Иран, Афганистан, Пакистан и Индия) каждый по-разному, но торгует с внешним миром в основном по маршрутам, минующим огромные центрально-азиатские пространства.
Во-вторых, подтвердились выводы российских экспертов о слабости центрально-азиатских экономик, которые действительно держались в советское время в значительной степени за счёт их дотирования из союзного бюджета (за счёт средств РСФСР). Об этом очень не любят вспоминать нынешние руководители стран региона, более того - они часто пытаются этот факт отрицать. Например, вспоминая, что хлопок Центральной Азии закупался при советской власти отнюдь не по действующим мировым ценам. Этот аргумент, будучи формально справедливым, в данном случае не играет никакой роли. Хлопок в формировании бюджета СССР не достигал и 2%. Львиная доля союзного бюджета формировалась за счет нефтяных поступлений, а нефть добывалась на 85% в России. Республики же Центральной Азии получали по цене 3 доллара за тонну, что даже по меркам той эпохи более чем на два порядка было ниже мировых цен. Один лишь Туркменистан может обижаться на несправедливость в межрегиональных экономических связях тех лет, поскольку его экспортный товар – природный газ действительно в больших объемах по мизерным ценам уходил из республики.
По сравнению с советской эпохой диспропорции по такому важному параметру, как размеры ВВП на душу населения, в разных республиках только увеличились. И при коммунистах в РСФСР этот показатель был выше, чем в том же Таджикистане, но отнюдь не в разы, как сегодня. А это означает, что с обретением независимости, когда уменьшилась практика дотирования экономик государств Центральной Азии из российского бюджета (она не исчезла совсем, просто поменяла формы на более приличиствующие рыночным условиям), сопоставимые показатели знаковых экономических параметров наглядно показывают: кто на самом деле и за чей счет жил и кто действительно выиграл от обретения суверенитета, а кто проиграл.
При этом слабость экономик Центральной Азии, их недифференцированность проявляется в условиях нынешнего кризиса неодинаково. Может даже показаться, что наиболее пострадавшими являются те страны, которые до этого казались многим образцами для подражания, лидерами по экономическому развитию в своем регионе. Так факты вроде бы говорят о том, что самые большие трудности возникли у Казахстана. Рост ВВП в Казахстане в 2008 году упал больше, чем у его соседей. Он составил всего лишь 2,7%. Инфляция формально составила однозначную величину – 9,5%, но с учетом инфляции предыдущего 2007 года – 18,8%, этот показатель оказался также одним из самых нерадостных. Объем промышленного производства в 2008 году в Казахстане вырос всего на 2,1%. Доля убыточных предприятий (по фискальной отчетности) составила 36%. Котировки национального рынка акций (KASE) в 2008 году упали на 66%. Государственный бюджет по доходам оказался исполненным только на 99,5%. Как дым исчезло то, чем так гордился президент Назарбаев – инвестиционная привлекательность Казахстана. Только за третий квартал 2008 года, то есть когда кризис лишь начинал набирать обороты, из Казахстана ушло 3,5 миллиарда долларов капиталов. И хотя государственный долг Казахстана в сравнении с ВВП республики и её международными резервами не такой уж большой – чуть более 2 миллиардов долларов, это обстоятельство на самом деле не может полностью обнадежить. Ведь в Казахстане весьма велик долг частного сектора: он превышает 100 миллиардов долларов. И по этому показателю он в 2 с лишним раза выше размеров международных резервов, которыми располагает Казахстан.
Оно и понятно: это расплата за ту политику, которую проводило руководство республики в предшествующие годы, когда до 80% роста ВВП обеспечивалось внешними займами. Когда же цены на нефть и металлы – основные торговые позиции экспорта Казахстана резко упали, а займы перестали давать, ситуация стала стремительно ухудшаться. Казахстан пока является единственной республикой Центральной Азии, девальвировавшей свою национальную валюту (в начале февраля 2009 года), что вызвало одномоментный скачок цен на 20-30%. Руководитель Торгово-промышленной палаты Казахстана уже заявил, что около 70% бизнеса в республике близко к банкротству. К концу 2008 года численность безработных достигла 6,7% от экономически активного населения (примерно 560 тысяч человек). Опозорилась хвалёная пенсионная система Казахстана: за 2008 год номинальная доходность пенсионных фондов в среднем составила всего 0,84% (при инфляции на порядок большей).
Это заставляет руководство Казахстана прибегать к мерам, отказом от которых оно так гордилось в предшествующий период. Государство наступило на горло песне о приверженности рыночной экономике, когда фактически стало национализировать системообразующие коммерческие банки. В двух из них – Казкоммерцбанке и Народном банке государство получило пакет из 25% акций, а ещё в двух состоялось фактическое поглощение их. Был сменен и глава Национального банка. Квоты на использование иностранной рабочей силы, следуя примеру России, были сокращены в два раза. Правительство вынудило руководство крупных частных компаний подписать меморандумы, предусматривающие смягчение мер в сфере сохранения рабочих мест. На борьбу с кризисом было выделено 10 миллиардов долларов. Бюджет на 2009 год был принят с приличным дефицитом в 4,76 миллиарда долларов.
Тем не менее наиболее пострадавший от кризиса Казахстан всё же имеет гораздо лучшие шансы в конце концов его преодолеть, чем те его соседи, у которых ситуация пока вроде бы не столь плачевна. Прогнозируемое падение добычи нефти в 2009 году будет незначительным, а приостановка целого ряда никому на самом деле не нужных престижных объектов, призванных лишь тешить самолюбие нынешней казахской элиты (здания в Астане или проект Актау-сити), пойдёт только на пользу республике.
В Таджикистане ситуация куда хуже, хотя по формальным показателям это не так заметно. Например, по темпу роста ВВП (7,9%) Таджикистан занял третье место в СНГ после Азербайджана и Белоруссии. Вроде бы неплохой показатель. И девальвация национальной единицы – сомони пока не вышла за пределы 10%. Зато инфляция превысила 20%. За год существенно вырос размер государственного долга сразу на 247 миллионов долларов (почти на 1/5). И это притом, что международных резервов Таджикистан почти не имеет – они составляют менее 200 миллионов долларов.
Убытки от кризиса Таджикистан получил в основном в других сферах. Ведь в Таджикистане, как и в Киргизии, практически не развит рынок ценных бумаг. Да и промышленных предприятий в Таджикистане немного. Из 700 предприятий республики снизили объемы производства в прошлом году 300 предприятий, а еще 97 не работали вовсе.
Кризис больно ударил по одному из важнейших источников относительного социального благополучия рядовых граждан. Ни для кого не секрет, что огромное число таджиков работало в России и в Казахстане. С наступлением кризиса они стали первыми терять рабочие места. Соответственно они лишились заработка, а их семьи – единственного полноценного источника существования. По экспертным оценкам, объемы переводов таджикских гастарбайтеров только в прошлом году снизились на 40%. А реальных объемов этих переводов точно никто не знает, полагают, что они составляют 2,2 миллиарда долларов в год.
На мировой кризис наложились негативные явления регионального характера. Прежде всего – это сокращение стока рек и как следствие сокращение поливной воды и урожаев, а также снижение выработки электроэнергии гидроэлектростанциями. Сбор хлопка упал на 16%, зерновых удалось собрать только 840 тысяч тонн.
Остановка же энергетических мощностей крайне болезненно ударила по всему производственному сектору. Даже всегда заповедную зону – производство алюминия, от которой кормится и сама семья президента Таджикистана, пришлось пускать под нож, останавливать часть производств. Всего же за 2008 год только доходы от экспорта алюминия сократились сразу на 100 миллионов долларов. Это весьма болезненно, поскольку внешняя торговля Таджикистана и так отличается отсталостью: импорт в 2,2 раза превышает экспорт республики. И если на 2008 год экспорт снизился на 1%, то импорт возрос сразу на 18%.
Нельзя не отметить в связи с этим, что вопреки намеренно распространяемым в СМИ сведениям, именно Россия остается самой надёжной опорой таджикской экономики. Единственная страна, которая в период независимости Таджикистана построила в республике крупную гидроэлектростанцию – это Россия. Речь идет не о приснопамятной Рогунской, а о Сангтудинской ГЭС -1. Ее проектная мощность 670 мВт. Для сравнения: мощность Сангтудинской ГЭС-2, которую пока всё ещё строит Иран, - 220 мВт. В январе 2008 года первая очередь Сангтудинской ГЭС-1 была введена россиянами в строй, в июне черёд настал второй очереди, в ноябре – третьей. 25 февраля должен был состояться окончательный пуск, но по вине Таджикистана он отложен: таджикская сторона не выполняет своих обязательств по оплате за уже поставленное электричество. Зато президент Рахмон разыгрывает недовольство Москвой в отношении проекта Рогунской станции. Если бы не действия Душанбе, то существенная часть этого проекта была бы уже реализована. А сейчас, в условиях кризиса, найти инвестора Таджикистану будет куда сложнее. Собственных же средств правительства не хватает даже для начального этапа возведения станции.
В трёх других государствах Центральной Азии – Киргизии, Таджикистане и Туркменистане ситуация также по своему уникальна. По макроэкономическим показателям она не выглядит особо трагичной. Но реально Киргизии и Узбекистану угрожает рост безработицы и сокращение выпуска промышленной продукции. Урожаи в сельском хозяйстве и так падают (в Узбекистане в 2008 году хлопка собрали примерно на 300 тысяч тонн меньше, чем в 2007 году, а зерна – примерно на 100 тысяч тонн меньше).
Неплохо выглядят показатели Туркменистана. Если верить национальной статистике, то в 2008 году рост ВВП достиг 10,5%, причём в промышленности рост якобы составил 37,8%. Инфляция же была только 8,9%. Однако эти показатели вряд ли окажутся стабильными и долговременными. Дело в том, что прошедший год был удачным для Ашхабада, в частности, в силу роста цен на экспортный природный газ. Этот товар принёс Ашхабаду доход в 7 миллиардов долларов. Отсюда и рост экспорта на 33,7%. В Туркменистане ситуация в этом отношении зеркально отличается от таджикской: экспорт превышает импорт в 2,1 раза, а положительное сальдо внешней торговли составляет 6,2 миллиарда долларов. Однако цены на природный газ могут упасть вслед за ценами на нефть. И тогда, как знать, что придется выдержать туркменам.
Избежать влияния кризиса в Центральной Азии не удастся никому.
24.02.2009
Аждар КУРТОВ
://fondsk.ru/article.php?id=1943
Недавние отзывы