Эта странная птичка…
(вместо предисловия)
Существует почти мистическое предание о том, что однажды прямо в рабочий кабинет Первого секретаря ЦК КП Киргизии Турдакуна Усубалиева впорхнула какая-то странная птичка… Влетела, даже села на массивную люстру в центре огромного кабинета и будто бы философски осмотрелась, поворачивая свою черно-бурую шею то туда, то сюда…
Даже глазами встретилась с хозяином кабинета. И тот ни о чем дурном не подумал, не будучи, по всей видимости, поклонником литературных мистификаций типа «Ворона» Эдгара Алана По. Но вдруг эта птичка в какой-то необъяснимой панике начала облетать кабинет, ища выход наружу. Время было летнее, утреннее, и чиновники только начали погружаться в привычную работу. В том числе и глава республики, ни о чем не подозревавший и удержавшийся на своей ключевой должности почти четверть века…
…Говорят, что вначале сам хозяин кабинета попробовал было помочь запаниковавшей птичке найти выход и вылететь через довольно большую форточку. Не получилось. Птичка еще больше занервничала и беспорядочно билась об стенку, особенно об полки, забитые томами классиков марксизма-ленинизма, руководителей партии. Пришлось вызвать помощницу из приемной. Увидев уже двоих в кабинете, птичка еще более забеспокоилась и нешуточно начала биться в окна, в потолок, распуская пух и перья и никак не успокаиваясь. Вызвали еще кое-кого из охраны, хозяину кабинета пришлось на время оставить кабинет… Пришли сотрудники, открыли створки и еле выпроводили обезумевшую птичку.
Никто бы, конечно, не вспомнил про эту странную представительницу пернатых, если бы не начавшиеся после этого случая весьма серьезные неприятности в работе. А неприятности накладывались одна на другую. Над Первым быстро начали сгущаться тучи. И все это при том, что не было видимых причин для критики из центра, тем более для того, чтобы поставить вопрос вовсе ребром— ведь дела в республике шли совсем неплохо и в сфере экономики, и на идеологическом фронте, даже по сравнению с другими пятнадцатью республиками. К этому времени Турдакун Усубалиев был уже многоопытным руководителем, признанным лидером, маститым партийным деятелем, вхожим в Кремль, не запятнавшим себя никакими видимыми проявлениями коррупции, казнокрадства, любви к горячительным напиткам или какими-то амурными увлечениями, что было не чуждо многим большим руководителям даже союзного уровня. Обладая уникальной памятью и феноменальной работоспособностью, он был в курсе всех дел в республике, знал наизусть все цифры, знал персонально всех кадров—от председателей колхозов до каждого депутата и министра. Он был во всем умерен, строг с подчиненными, в то же время сдержан в чувствах и эмоциях. И, как следствие всего этого, немного скучен, однообразен, даже утомительно монотонен. Но он никак не был исключением из общего ряда, просто такими были все и так было принято тогда — от Леонида Брежнева до Андрея Громыко. Это был годами выработанный стиль советских руководителей как всесоюзного, так и республиканского уровней.
Словом, с птичкой вместе в кабинет ворвалось беспокойство, начались самые неприятные и тревожные дни за все долгие годы стабильной и уверенной партийной карьеры. Потом кто-то вспомнил про такую примету: надо было птичку поймать, слюнявить ее клюв и сказать: «Друзья навеки!». Не догадались, не сделали... А Усубалиеву удалось сделать действительно очень многое и все видели, что облик республики неузнаваемо изменился. Но на уме у кремлевских деятелей было уже другое…
Больнее всего было то, что его начали предавать собственные кадры, ближайшие соратники, которых он лично растил из рядовых клерков до руководителей высшего эшелона. С отдельными расходился во мнениях по тому или иному вопросу, но он в последнее время до физического осязания чувствовал, как отдельные партийные секретари, сидя в соседних кабинетах, тихо созваниваются с Москвой, «подкидывают» информацию, помогают подготовить платформу для смены республиканского руководства. Конечно, при этом каждый из них готовил место, прощупывал почву для себя. И в те дни он не мог не вспомнить другие времена… Времена, когда он сам сменил другого—Исхака Раззакова на этой должности и что имело место тогда и как действовали чиновники… Он сам, к примеру. Теперь история вновь повторялась и этот неизбежный императив жизни и политики врасплох застал на сей раз его самого, Турдакуна Усубалиева, единолично рулившего Кыргызстаном в течение долгих двадцати трех лет.
Он умом и интуицией понимал и чувствовал, что дело тут вовсе не в нем. На самом деле пошатнулось и сдвинулось что-то очень важное и серьезное во внутреннем устройстве самого советского общества. Заметно менялись люди, менялись их представления о хорошей жизни. Что-то очень похожее на беспокойство и неуверенность нарастало в самом Кремле, начало безвозвратно уходить в прошлое все то привычное и знакомое, что сформировалось еще при Сталине. Еще в 80-е годы мало кто из думающих, информированных людей как в центре, так и на местах сомневался в том, что стране нужно обновление, необходимы определенные реформации.
Действительно, это было не лучшее время не только для Кыргызстана, но для всей огромной страны по имени Советский Союз. Дело заключалось не в том только, что к власти приходили новые люди, иное поколение руководителей. Все было в другом—приближалась смена Эпох, смена Большой истории. Годы стабильного, уверенного роста во всех отраслях—от освоения космического пространства до ядерной физики, от оперы и балета до фигурного катания—оставались позади, а советские люди все больше и открыто восхищались достижениями Западного мира. Восхищались его очевидным динамизмом, его демократией, технократическими успехами и на таком фоне советское общество выглядело безнадежно отставшим и архаичным. И она разлагалось уже изнутри. Разлагалось, прежде всего, идейно. Наступили времена, когда Историю двигали уже не лидеры и не руководители, а рядовые люди, особенно культурно-научная интеллигенция, все более открыто отдававшая свое предпочтение тем демократическим порядкам, тем преимуществам, которыми жили люди на Западе и никто с этими чувствами людей не мог управиться. Это так или иначе сказывалось и в настроении верхов.
Прощай, коммунизм, здравствуй грусть
Наступило время перестройки и гласности. Многие советские жуткие тайны времен Иосифа Сталина становились достоянием гласности, самым актуальным выражением того времени стало «Так жить нельзя». На страницах уважаемых газет эта тема открыто обсуждалась и самые продвинутые и осведомленные журналисты и публицисты на этом делали себе громкое имя. Это было настоящее брожение умов и оно с годами только усиливалось. Поэтому Михаилом Горбачевым и его сторонниками, пришедшими к власти на этой идейно-психологической волне, руководило вполне справедливое и здравое чувство обновить страну, впустить некий свежий воздух, немного смягчить советский автократический режим. Но никто не мог предположить, что даже символическое ослабление туго затянутых репрессивных ремней чревато настоящей катастрофой для СССР. Коммунисты фундаменталистского толка попытались вернуть страну назад, устроив путч, а амбициозный Ельцин и его команда радикальных западников-рыночников в буквальном смысле слова огромную страну пустили под откос, распустив Союз и заодно разрушив десятилетиями сложившиеся экономические и культурные связи.
Ко времени ухода Турдакуна Усубалиева тот неиссякаемый дотационный рай, пик которого пришелся на годы его правления и который он всеми своими силами постарался не упустить, а использовать для развития Кыргызстана, приближался к своему концу. В стране началась экономическая стагнация в связи с падением конъюнктуры на нефть на мировых рынках, а в Кыргызстане после Усубалиева не был завершен ни один крупный народнохозяйственный проект.
Но его вынудили уйти. А вынужденный уход от верховной власти, особенно если эта власть очень долго продлилась, бывает крайне болезненным—это известно всем. Уход Усубалиева, хотя и был шумным, крайне резонансным, но был, однако, чуть менее болезненным, чем уход Раззакова—харизматического лидера Киргизии доусубалиевского периода. Дело в том, что Усубалиева сняли с должности, исключили из партии, но его не выдворили из страны, как в случае с Раззаковым, а оставили дома, в своей квартире, с семьей. С другой стороны, его обвинили, к примеру, в том, за что следовало бы похвалить—за перестройку центра города Фрунзе. Обвинили за то, что для строительства правительственных зданий, действительно одетых в белый мрамор, прекрасно оборудованного Музея, правда, построенного для пропаганды и восхваления идей и личности Ленина, разрешил использовать деньги из партийной кассы. И тому подобное. На этой аргументационной основе его лишили партийного билета, оставили без работы. А по тем временам исключение из партии означало настоящую политическую гибель—столь священен был партбилет, который по значимости равнялся некоей индульгенции в политической жизни, свидетельством политпригодности его обладателя.
Между тем, истинная причина смещения Турдакуна Усубалиева заключалась совершенно в другом—он засиделся слишком долго на высшей должности Киргизии. Посему и давно мозолил глаза всем. Да и справедливости ради нужно признать: люди действительно устали от него, как устали от Леонида Ильича Брежнева, хотя тот вовсе не был самым плохим руководителем Советского Союза. Получилось то, что произошло и с Аскаром Акаевым—первым Президентом суверенного Кыргызстана, правившим страной почти пятнадцать лет и именно этим фактом возбудившим в умах людей острое желание перемен, прихода новых лиц и т.д. Естественно, за долгие годы накапливаются различные мифы и слухи, появляется обычная психологическая усталость и тому подобное. В таких случаях все негативное и отрицательное прямо связывается с первым руководителем, именно он становится фокусом всех обид и недовольств, которые всегда были и будут, и это решает практически все.
…Рассказывают совершенно дикий случай, когда во время одного мероприятия, куда каким-то образом приходил и Турдакун Усубалиев, люди боялись к нему подойти, поздороваться и разговаривать. Боялись потому, что это могло заметить новое руководство, и бывший лидер страны стоял один, в центре холла, не зная куда себя девать. Все остальные кучковались поодаль, шушукаясь и исподтишка подглядывая на него. Конечно, к нему ходили люди, ходили домой, но политическая изоляция продлилась практически до распада Советского Союза, до обретения суверенитета Кыргызстаном.
Да, его всячески попытались предать забвению, разрешив заниматься в центральной бишкекской библиотеке и предоставив совершенно символическую библиотечную должность. Это было настоящей черной неблагодарностью и проявлением политического манкуртизма. Но, увы, это было давней традицией самих коммунистов, установленной в эпоху Иосифа Сталина и унаследованной брежневскими застойными временами. Правда, в сталинские времена дела заканчивались гораздо хуже—казнями или расстрелами, навешивались традиционные ярлыки «шпионов» западных разведок и т.д. И в таких случаях почти всегда «слово имело товарищ маузер», говоря по Маяковскому. Либо таких людей поглощал бездонный Гулаг — земная аналогия ада. Но после Никиты Хрущева, которого сместили решением обычного партийного пленума, обычно ограничивались только полной изоляцией от общества. И это было благом.
Это были трудные годы для него. Особенно для его супруги. Ему пришлось пройти все ступени назад, сброшенный с самой высокой должности республики. Самое тяжелое было то, в прессе и среди интеллигенции сочинялись самые различные небылицы вокруг его личности, вплоть до того, что это он организовал убийство Султана Ибраимова, популярного партийного деятеля того времени, что он убрал Бейше Мураталиева, тоже весьма перспективного секретаря ЦК партии и т.д. Ему ставили в вину то, что преследовал и выдворил из Киргизии известного этнографа-киргизоведа С.М.Абрамзона, много сделавшего для изучения генезиса и этнической структуры основного населения республики. Обвиняли его в травле и гонениях известного юриста-правоведа Нурбекова, однажды проронившего мысль, что по существующей конституции СССР любая союзная республика вправе выйти из состава большого Союза. Да, юристу было непросто после того, как ненароком высказал эту ересь, приводившую в шок руководящую партийно-советскую элиту, но факт заключается и в том, он так же продолжал работать в университете, затем в Институте философии и права Академии наук республики.
Да, Турдакун Усубалиев был убежденным сторонником пропаганды русского языка как языка межнационального общения. Да, он немало сил и энергии отдавал тому, чтобы подчеркивать роль Советской власти в культурном и духовном возрождении киргизского народа, приводя разительные примеры для того, чтобы показать, в какой беспросветной темноте и убожестве и средневековой социально-экономической среде пребывал наш народ до залпа «Авроры». Да, историческая наука никак не могла выйти за удушливые пределы жестких идеологических ограничений, не было даже попыток пересмотреть справедливость и правомерность запрета целого ряда имен от легендарных Арстанбека и Калыгула (кстати, прапрадеда самого Усубалиева) до К.Тыныстанова, Ю.Абдрахманова и Б.Исакеева. Была ли в этом личная вина Турдакуна Усубалиева? Думаю, что только отчасти. Так жила и в такой ситуации пребывала вся советская страна. Если в Москве удалось только в годы Горбачева реабилитировать Булгакова и Платонова, Гроссмана и Шаламова, то что можно сказать о советских республиках-сателлитах? Ясно, что организовать гласность и перестройку в отдельно взятой республике не было никакой возможности даже теоретически.
Как-то раз наш патриарх, о котором наша речь, рассказывал мне, что даже передвижение по республике он вынужден был согласовать с партийными чинами московской Старой площади. Отсюда видно, какой степенью свободы и самостоятельного принятия решений по идеологически чувствительным вопросам он реально обладал.
По сей день его обвиняют в том, что он отдал Андижанское водохранилище Узбекистану, позволив соседней республике глубоко вторгнуться в территорию Кыргызстана. Вопрос, конечно, есть. Но это такой же вопрос, какой получилась история с российским Крымом. Получилось так, что передали Украине исконную российскую территорию вместе с городом Севастополь в период правления Никиты Хрущева. Совершенно ясно, что Хрущев даже мысленно не мог допустить, что когда-нибудь распадется СССР и Крым с Севастополем станут причиной нескончаемого раздора между самостийной Украиной и независимой Россией. С другой стороны, мне доподлинно известно, что речь о безвозмездной передачи никогда не шла и идти не могло—был и есть межреспубликанский договор о временном использовании Узбекистаном водохранилища (включая техническое и иное обслуживание объекта), построенного исключительно для экономических и народнохозяйственных нужд соседней республики. К тому же вопрос решался, понятное дело, не во Фрунзе и не под началом Усубалиева, а в Москве. Давно бы пора этот вопрос поднять, положить на стол существующие документы и определиться, как быть в дальнейшем с водохранилищем.
Возвращенный партбилет как мандат в никуда
Но он даже после снятия с должности и исключения из партийных рядов с коммунизмом не порвал сразу. По крайней мере, после долгих хождений и обращений в высшие партийные инстанции, он все-таки восстановился в рядах коммунистической партии и вернул-таки свой партийный билет. Но партбилет, стоивший ему столько нервов и переживаний, а его умной и до конца жизни преданной супруге жизни, теперь вовсе потерял свой первоначальный смысл—уходила эпоха. Партбилет стал фактически мандатом в никуда. На его глазах произошел бесславный закат советского социализма и идеологического коммунизма.
С легкостью невероятной рухнул и Советский Союз. Бывшие коммунистические секретари возглавили походы по покорению бастионов демократии и либеральной экономики. Они же возглавили суверенные республики, по воле судьбы оказавшись у руля во время распада Союза.
Началась новая историческая эра. Предстояло видеть и наблюдать, как вчерашние первые секретари эволюционируют в новых условиях и продемонстрируют самые поразительные метаморфозы—от средневековых диктаторов до воров и коррупционеров, каких мало видело целое столетие… Их в новых условиях буквально разбирало настоящая библейская жадность и редкая даже в мировой истории клептомания.
Чего стоит один только феномен Сапармурада Туркменбаши. Туркмены избавились от него только благодаря всевышнему. Лицемерные и двоедушные вчерашние коммунисты Центральной Азии, давно убежденные в своей непререкаемости и «величии», теперь отдадут свою единоличную власть разве что своей смертью, но никогда-- «живыми». Это очевидно.
Да, коммунизм как социальную практику убили и растоптали сами коммунисты. Это они довели советскую экономику до очевидного малоэффективного абсурда, повсеместно устроив «дефициты» и выстроив бесконечные очереди. Это они цитировали ранние работы Ильича, в том числе набросанные в спешке в импровизированном шалаше в Разливе, не ведая о том, что эпоха давно ушла вперед и надо что-то сделать по новым схемам и моделям мировой экономики, а не забивать головы новых поколений давно устаревшими догмами. Но несправедливо было бы всех коммунистов подвести под один знаменатель и забывать то исторически большое и позитивное, что было сделано ими. Их созидательный порыв и преданность благородным идеям социализма не должны быть забыты. И Турдакуну Усубалиеву исторически повезло в том, что именно на его годы и на его долю выпала честь возглавить Киргизию, когда этот созидательный порыв сопровождался обильными финансовыми влияниями из казны интенсивно богатеющего Советского Союза и он сумел из этого большого пирога урвать и для нашей страны поистине немало.
Между тем, Турдакун Усубалиев был и все-таки остался коммунистом. Но я не думаю, что при этом он терял здравый рассудок и страдал идейным маразмом, как иные, или идеологическим фундаментализмом в своем партийном качестве. Он оказался открытым новым идеям и не боялся реформ. Это показала жизнь. Он не стал проклинать, как иные его бывшие коллеги, день, когда Кыргызстан обрел независимость, но и на вещи смотрел абсолютно трезво. Он понимал необходимость реформ, он видел, что стране самой придется зарабатывать деньги, когда иссякли союзные дотации, рекой вливавшиеся в экономику страны. Он все это прекрасно понимал, но ему было не по себе, когда весь смысл реформ видели только в том, чтобы раздать совершенно не готовым и не подготовленным для этого людям десятилетиями накопленное государственное добро, при этом не отработав всю производственную цепочку и правоотношения на новой основе. Как практик, как управленец, он не мог принять, например, наступивший хаос в агропромышленном секторе, но уже не мог повлиять на «реформаторов-дарвинистов» типа Талгарбекова, вернувшего страну в эпоху натурального хозяйства, а не рынка. Строить оказалось делом многотрудным, но разрушить — неимоверно легким… Это видел Усубалиев, это видели все.
Государственный деятель, не ставший Политиком
Составляя политический портрет Турдакуна Усубалиева, я не мог не обратить внимание на то, что он, скорее, истинный Государственный деятель, чем Политик. Он больше создавал, чем лавировал от выборов до выборов, услаждая слух избирателей и бегая из одной пресс-конференции на другую. У него первенствовали руки созидателя, чем язык политика. Кстати, он никогда не был интеллектуалом, оратором, напускающим виртуальный туман витиеватой стилистики, рекламирующим красивые прожекты, под которые не подведены реальные финансы. Он был менеджером и архитектором, неотрывно работающим над мегапроектом по имени социалистический Кыргызстан. Абсолютно прав был Чингиз Айтматов, который Усубалиева однажды назвал настоящим главным архитектором города Фрунзе, переименованного в Бишкек, который под его началом полностью преобразился, стал просторным и современным, тонущим в зелени парков и садов.
Я бы считал героя моего эссе не столько выдающимся государственным деятелем, сколько и выдающимся бюрократом в самом положительном смысле этого слова. Нет, я не оговорился и в этом моем определении вижу то, что характеризует настоящих менеджеров-государственников, которым нет цены, когда речь идет о строительстве страны, ее социальной и экономической инфраструктуре. Известно, что Ленин был крупным стратегом, идеологом большевистской революции, немного даже философом, но ведь реализовали его грандиозные идеи на местах люди типа Серго Орджоникидзе, Куйбышева и т.д. Это они превратили СССР в ядерно-космическую супердержаву.
В великой Индии, где мне посчастливилось в течение нескольких лет работать дипломатом, все помнят и знают, кто эту страну обустроил и экономически и структурно собрал воедино. Это был великий Акбар, правнук Бабура, сын императора Гумаюна, никакой не вояка и ни полководец, категорически не оратор и не трибун, но именно талантливый бюрократ и организатор. Индийцы до сих пор его с благодарностью помнят, хотя открыто недолюбливают его знаменитого прадеда, как жестокого завоевателя. Так, именно Акбар экономически структурировал Индию, определил налоги для каждого штата, установил дни и часы, когда эти налоги должны были поступить в казну, куда деньги должны уйти, как должны взаимодействовать штаты, этносы и религии. Это он вывел простую формулу, всем говоря: «Сам живи и дай жить другим». Поэтому именем Бабура не назван ни один объект в Индии, но самый красивый проспект исторического центра Нью-Дели называется Акбар-роуд.
Турдакун Усубалиев оказался последним крупным государственным деятелем партийного покроя, если рассуждать в масштабах истории всего Кыргызстана. Даже после общественной реабилитации, став депутатом парламента, он так и не стал политиком в современном смысле этого слова. Не примыкал к политическим игрищам и не тусовался в партиях и движениях, без всякого расчета и личной заинтересованности поддерживал в определенных вопросах Президента Аскара Акаева, при этом оставаясь независимым и самостоятельным членом парламента. Он понимал, сколь сложно управлять страной в такое переходное и кризисное время, хотя, насколько я могу судить, он так и не принял многие нововведения демократической жизни. Продолжал работать над своими воспоминаниями, анализом экономической истории Кыргызстана, приводил в порядок то, что он считал нужным для правильного восприятия и толкования многих исторических и экономических событий в стране.
Его взаимоотношение с новым руководством сложилось поначалу достаточно непросто и на то у него были веские основания. «Золотой скандал», связанный с привлечением первой и практически по сей день самой крупной зарубежной инвестиции, его лбом столкнул с Аскаром Акаевым—новым лидером независимого Кыргызстана. Но в скандале был найден компромисс и в этом компромиссе весомую роль сыграл именно Турдакун Усубалиев, тогда депутат «легендарного» парламента.
Да, его не переизбрали кочкорцы в 2005 году, и, думаю, ошиблись. Ошиблись, потому что тот, кого избрали, оказался человеком случайным, обычным попутчиком, который и мизинца не стоил седовласому патриарху. Но всему есть свой конец--есть такая истина в жизни уступить место тем, кто идет за тобой и в этом ничего предосудительного нет… Все остальное рассудит Ее Величество история.
Я никогда не был близок с Усубалиевым…
Да, никогда. Но судьба не раз с ним сталкивала и хочу рассказать читателям только отдельные из таких эпизодов.
Я выше упомянул, что его отношения с Аскаром Акаевым вначале были весьма натянутыми. Думаю, причиной было не только неприятие отдельных аспектов демократической политики нового лидера страны. Кроме того, в Усубалиеве крепко сидело высокомерие партийного босса, патрона, который привык к другим смотреть свысока и которому известно было все. Ему действительно были известны каждый уголок республики, каждая фабрика или завод, которые теперь решили отдавать в частные руки. Он упорно видел в новых лицах всего лишь профессоров и «лаборантов», но никак не государственных деятелей. Но ему признать новую власть все-таки пришлось и помогал ей всячески.
…Дело было накануне празднования 1000-летия эпоса «Манас» по специальному решению ООН. Помню, как-то раз он очень точно сформулировал идейно-философскую суть нашего народного сказания, отметив: «Содержание эпоса в том, что это призыв к единению и сплочению разных родов и племен кыргызского народа». Все было правильно. Но ситуация была такова, что в тот период в совершенно неприязненных отношениях находились друг с другом именно наши аксакалы, лидеры, не говоря о взаимоотношении парламента и администрации Президента. Я воочию видел, что Чингиз Айтматов явно недолюбливал Аскара Акаева, а Турдакун Усубалив по известным причинам терпеть не мог Апсамата Масалиева, который, в свою очередь, идеологически не воспринимал Акаева. Явный холод и отчуждение чувствовалось между Усубалиевым и Айтматовым, Айтматовым и Масалиевым и т.д. Все обвиняли друг друга в чем-то и этому «в чем-то» не было конца.
И я, в то время вице-премьер-министр по социальным делам (по старой привычке меня называли вице-премьером по идеологии), принял решение как-то сгладить эту нехорошую межличностную шероховатость. Действительно, с таким настроем и разладом между ключевыми людьми страны нельзя было провести всемирный юбилей эпоса, каждая строчка которого призывала именно к единению. И инициировал всех аксакалов и руководителей всех ветвей власти пригласить в Талас, в мавзолей Манаса, возле которого велел поставить ровно семь красивых юрт, причем, именно в день Нооруза, которого мы только начали отмечать и возрождать. Турдакун Усубалиевич принял приглашение, поддержал идею, и, как все другие наши корифеи, прибыл в Талас на самолете, который был заказан именно по этому поводу.
Под моросящим весенним дождем была подписана так называемая Манасская Декларация, над текстом которой поработал сам Чингиз Торекулович, и папку с текстом все прижимали к сердцу по предложению того же Айтматова, все смеялись и радовались, а потом всех их мы посадили за один праздничный стол. Конечно, это было лишь политическим жестом, неким символом национального единения, но все мы чувствовали, что в этом есть что-то сокровенное и важное, тем более на нас смотрел манасский мавзолей, магическая сопка Кароол-Добо, знающая немало катаклизмов и важных исторических событий…
Но один раз между нами произошла нешуточная перепалка, если не сказать прямой конфликт. Случилось это в тот период, когда по моей инициативе было решено перенести памятник Ленину из Центральной площади Алатоо на Старую площадь перед парламентом. Это был год празднования 2200-летия Кыргызской государственности, тоже отмечаемый по решению Генассамблеи ООН. Он позвонил мне, прямо с Иссык-Куля, где он отдыхал, и обвинил меня в вероломстве и самовольничании. По-моему, он даже употребил слово «варварство». Я приводил свои аргументы, сказал, что памятник будет всего лишь перенесен, открыт со всеми почестями и т.д. К сожалению, разговор получился на повышенных тонах и весьма в нелестных выражениях. Я весьма жалею об этом эпизоде, но все равно считаю, что на главной площади должен стоять памятник, символизирующий наш государственный суверенитет и независимость.
И когда парламент устроил настоящий политический скандал, инициировал за это дело отставку правительства, которое не было в этом виновато, Турдакун Усубалиевич еще раз меня сильно задел, попытался даже инициировать мою отставку. Но и я был упорен в своем убеждении, отстаивал свою позицию сколько мог и дело кончилось ни чем. Потом, спустя несколько месяцев, мне передали, что он все-таки признал, что тогда немного погорячился, что перенос памятника в целом получился уместным и политически оправданным решением…
Долгая дорога к Пантеону
Патриарху кыргызской политики в этом году исполняется 90 лет. Прекрасная и заслуженная дата. Дата, которая наводит опять же на исторические размышления.
…Его путь в политике, вне всякого сомнения, достойный и огромный путь. Это путь Строителя, путь Государственного деятеля. Это дорога длиною в 70 лет--столько лет жизни он отдал работе, государственной и партийной службе. Дорога, приведшая, в конечном итоге, к всеобщему признанию и уважению. Дорога, приведшая к национальному Пантеону Славы и Труда.
Я совершенно далек от мысли, что этот путь, эта дорога были сплошь усеяны розами и властный Олимп давался ему с такой легкостью и без внешнего и внутреннего борения. Нет, его жизнь — сплошное напряжение, порой колоссального накала. И труд. Каждодневный, в чем-то опять бюрократический, строго регламентированный и системный. Возможно даже без вдохновения. То есть как часы, долженствующие тикать и стрелками крутить, насколько на это хватит силы и энергии.
Таков этот человек. Такова эта огромная личность. Таков Турдакун Усубалиев, чье имя уже при жизни стало символом бескорыстного служения делу и громадной ответственности.
…И та загадочная птичка, ворвавшаяся в его высокий кабинет Первого секретаря республики тем летним утром, перед его смещением, оказалась все-таки предвестницей доброго. Представляется мне, что она, выпорхнув на волю и давно позабыв о том случае в кабинете, летит и кружится, не ведая боли и стеснения. И иногда сядет на верхний край высокого дерева вдоль улиц и видит, поворачивая шею, как внизу течет бесконечная людская река—символ движения истории, и поворачиваясь в другую сторону, видит привычную ей далекую картину--циклопические силуэты белоснежных гор. И заметит она в небе другую птицу, большую, с огромным размахом крыльев, которая так высоко кружится и с каждым кругом поднимается все выше и выше. И, быть может, она вспомнит человека, того человека, который она видела в том огромном кабинете и который тоже был в белой рубашке, седой, и был совершенно несуетлив, степенен, и интуитивно подумает о неких сходствах, если она вообще способна думать. И вновь полетит, затем сядет на другую веточку. И вновь попробует нанизывать в своем птичьем представлении мир людей, вечных гор и бесконечную синеву неба.
И с радостью, долго, с упоением запоет…
Живите долго, берегите себя, Турдакун ага.
О.Ибраимов
с. Таш-Мойнок
http://kg.akipress.org/news:79931
http://www.kyrgyznews.com/news.php?readmore=3407
Недавние отзывы