— Омурбек Чиркешович, когда местные СМИ сообщили об инциденте в Варшаве, у меня, как у многих людей, которые Вас знают, возникло чувство сопереживания. Как и многие, я подумал: всё, конец, подставили. Но теперь, когда правда восторжествовала, у меня к Вам чисто обыкновенный, человеческий вопрос. В тот момент, когда на Ваших глазах вытащили из сумки эту несопоставимую с Вашим жизненным кредо подставную улику… В то мгновение, я понимаю, Вы испытали сильный стресс. Наверное, это был один из самых тяжелых моментов вашей жизни — вот просто, что Вы испытали? Палитра первых Ваших переживаний, чувств. — Когда сотрудники пограничной службы Польши попросили нас пройти в специальное помещение для дополнительного индивидуального досмотра и открыть сумки, у меня не было никаких тревожных опасений и подозрений. Тем более, что мы спешили на следующий рейс на Варшаву. Поэтому без лишних мыслей мы быстро представили личный багаж для таможенного досмотра. Потом, когда стали досматривать личные вещи, в сумке под моим костюмом обнаружился сверток в полиэтиленовой обертке, а когда развернули — открылась эта самая матрешка. Естественно, как у любого человека, первой моей реакцией было ошеломляющее удивление. Сотрудник пограничной службы, как и положено инструкцией, обнаруженную вещь слегка встряхнул на предмет определения содержимого. Естественно, по звуку сразу стало понятно, что внутри матрешки что-то есть весомое. Само собой, это моментально вызвало подозрение у сотрудников погранслужбы. В это мгновение, словно молнией, пришла точная и страшная мысль, что в этом подарочном сувенире находится запрещенный груз. Либо наркотики, либо еще какая-нибудь подброшенная дрянь. Естественно, что вторая мысль была — об уголовной ответственности. Потом, когда осознал возможные последствия, пошла, как говорят, вторая волна — ощущение положения полной безысходности и отчаянной обреченности. И в то мгновение осознания этой тупиковой ситуации обреченности, честно признаюсь, сдался на волю судьбы. Я подумал тогда: «Чему бывать, того не миновать. Да, это провокация, но я попался». Но странно, в те секунды я не испытал малейшего чувства гнева на тех людей, которые это сделали. Все в моих глазах просто рухнуло: прошлое, настоящее, будущее. — Извините, перебью. Но ведь в те минуты, когда Вы всё-таки пришли к мысли, что Вас красиво подставили, при этом какая-то последняя надежда оставалась? А вдруг кривая судьбы вывезет? — Нет. В тот момент я не питал никаких иллюзий. Одна из последующих мыслей была о том, что меня подставили просто идеально, и выхода нет. В тот момент у меня не было никаких аргументов в свою защиту. Да и просто их не могло быть. С точки зрения закона, я на самом деле попался. Когда представитель погранслужбы спросил: — Это ваша сумка? Я ответил: — Да, моя. Ну и когда он вытащил матрешку, следующий вопрос в таких был уже логичный: — Это Ваша вещь? Я автоматически ответил, как обычно:— Нет. Не моя. И в тот момент в ситуации неизбежности от банальности своего ответа я просто рассмеялся. Для меня вот эта внезапная ситуация неожиданности просто показалась каким-то непонятным видением. Словно это происходит не со мной. Вообще, как политик, я был готов к любым провокациям. Вплоть до смерти. Но именно к такому дешевому варианту я не был готов. И вот когда весь этот первый спектр переживаний прошел, я обратился к своему спутнику Зайнидину Курманову, чтобы он передал о случившемся моим близким и моей семье. — Вы хотите сказать, что уже, так сказать, просили передать прощальный привет? — Наверное, в какой-то степени да. Потому что в тот момент, как и любой человек, я просто находился под влиянием стрессового состояния. Такой подлости от своих политических оппонентом я не ожидал. — А когда первая волна мыслей прошла, потом какие пришли размышления? — Потом ко мне пришла тяжелая мысль. Я стал размышлять о том, что какая будет реакция на родине. Что обо мне станут думать мои соотечественники. Ведь для политика самый бесценный и главный капитал в жизни — это его политическая репутация и авторитет. Я, как уже человек умудренный определенным жизненным опытом, стал сегментировать и группировать реакцию людей по группам: что подумают мои оппоненты, что они потом скажут, что подумает мое близкие люди, какова будет реакция нейтральных сторон. Я как бы стал составлять коллективный портрет разных мнений и реакций на мой позор. И когда пришел к последним выводам, я сказал Курманову и Данилову (депутат ЖК КР): — Лучше бы они меня убили, чем испытать такой бесчестье и такой позорный конец политической деятельности. Это была моя первая глубоко осознанная мысль о вероятных для меня последствиях случившегося. Да и не только для меня, но и для моих близких родственников, друзей. Я понял, что это потом может отразиться и на будущем моих детей, внуков. — А что было потом? — Потом была банальная сцена унижения: наручники, полицейский конвой, камера предварительного заключения, долгие ожидания в коридорах следствия и допросы районного прокурора. Первым обнадеживающим сигналом стали слова девушек-переводчиц и полицейского следователя о том, что если прокурор приглашает на допрос, значить, возможно, Вас могут оправдать и отпустить. Обычно прокурор редко приглашает на следственные беседы и направляет такие дела сразу в суд. Потом, когда меня привели в здание районного суда, первое, что сделал, я мысленно попросил Бога, чтобы моим судьей оказалась женщина. И Всевышний словно услышал мою просьбу. Судьей на самом деле оказалась женщина. Сопровождавший меня полицейский следователь сообщил, что знает ее лично и по отзывам своих коллег как принципиального и честного человека. Конечно, слова этого следователя подействовали на меня несколько успокаивающе. Затем в зале суда я увидел, что судьей, рассматривающим мое дело, оказалась молодая женщина. По возрасту намного моложе меня. В ходе судебного рассмотрения судья, ознакомившись с моим личным делом, узнав, кто я такой, поверила моим показаниям и моей репутации парламентского трибуна и публичного политика. Я тогда понял, что репутация действительно имеет свою реальную цену. Еще одним открытием для меня стал тот факт, что репутация такая ценность, которая может конвертироваться. Если в Кыргызстане для многих людей доброе имя, честь, деловая репутация человека являются пустым звуком, то в чужой стране я на собственном примере убедился, что заслуженный авторитет личности может стать основанием для вынесения фактически оправдательного приговора. Я воочию увидел, как применяются классические принципы демократического правосудия, когда каждое сомнение в отношении предъявленных доказательств вины идет в пользу обвиняемой стороны. Вот тогда я почувствовал, что такое обвинительный уклон в судебном рассмотрении, который уже давно стал основным принципом в судебной системе нашей страны. Позже, как выяснилось, сотрудники польского суда и прокуратуры через Интернет изучили новости наших местных СМИ и на следующий день сообщили мне, что в Кыргызстане никто не верит в мою причастность к этому инциденту. Естественно, что и судья и прокурор тоже интересовались нашими местными новостями и при принятии решения учитывали общественное мнение и реакцию политических кругов Кыргызстана. Все это, без сомнения, положительно повлияло на позиции польского правосудия. Необходимо отдать должное польским следователям, которые при изучении моего дела отнеслись к расследованию очень ответственно и объективно. Меня поразила сама формулировка окончательного вердикта судьи, в котором говорится, что преступление является неправдоподобным, и суд отказывает представителю обвинения в привлечении меня к уголовной ответственности. — Получается, что накал драматических переживаний и чувств в зале варшавского суда у Вас как бы пошел на убывание по нисходящей? — Я определил бы это так. Если в первые часы спектр чувств и переживаний шли по сценарию личной трагедии, то потом все стало восприниматься как в крутом детективе, разворачивающемся в русле драматических событий. А сегодня, спустя недели, вся эта история воспринимается как какая-то пошлая трагикомедия. Меня удивляет сама градация спектра эмоций в том смысле, как резко и неожиданно может меняться совершенно в противоположную сторону ситуация в жизни человека. Как говорится в одной известной поговорке: «Точка зрения зависит от точки сведения». — О дальнейших событиях наши читатели достаточно узнали из местных СМИ. Но у меня такой вопрос, который, я уверен, сегодня интересует многих. С Вами, как известно, в Варшаву летели действующий парламентарий Ю. Данилов и экс-депутат З. Курманов. Вот интересно, а как они повели себя в момент Вашего задержания на границе? — Образно говоря, они попали в состояние шокового оцепенения. Для них, так же как и для меня, это было ударом молнии среди ясного неба. Они просто не знали в тот момент, как себя вести, что сказать. Я не знаю, какие в то мгновение у них были мысли. Но у них не было 100% основания верить мне. Но спустя некоторое время они оба после осознания и размышлений тоже пришли к выводу, что это чисто политическая провокация против меня. Обидно другое. В чужой стране цена моей чести и достоинства оказались выше, чем на моей родине. Спустя сутки, вечером 7 сентября, по каналу национального телевидения на весь Кыргызстан демонстрируют мою фотографию и озвучивают обо мне в прямом смысле политический некролог, сообщив, что в соответствии с польскими законами я буду осужден на 5 лет тюремного заключения. Вот тогда я почувствовал настоящую разницу между правовым государством и лицемерным беззаконием в Кыргызстане. — Недавно в своем интервью нашей газете известный правозащитник и председатель Комиссии по правам человека при Президенте КР Турсунбек Акунов сказал, что эта провокация является не столько преступлением против Вас, сколько преступлением против государства. Вы согласны с его оценкой? — Это абсолютно верное определение. Здесь я хочу отметить о таком тяжелом последствии, как удар по внешнеполитическому имиджу страны. Просто подумайте о том, что должен думать рядовой гражданин Польши о нашей республике и уровне наших политических руководителей, когда общественности этой европейской страны стало ясно, что в провокации замешаны представители власти? Тогда резонный вопрос — а какова цена нашей демократии и новой власти? Получается, что сама необходимость мартовской революции ставится под сомнение… Без слов очевидно, что внешнеполитическому имиджу Кыргызстана нанесен непоправимый ущерб. — Омурбек Чиркешович, неужели Вы раньше не получали сигналы о возможной провокации против Вас? Не может быть, чтобы такие сигналы к Вам не поступали. — Да, различные сигналы такого рода ко мне поступали регулярно. Особенно в последние полтора года они шли постоянно. Поэтому я вынужден был предпринять необходимые меры по обеспечению личной безопасности. Меня охраняли два телохранителя, готовых защитить меня в любой ситуации. Тем не менее, в глубине души я сегодня считаю, что большая доля вины в случившемся лежит на мне. Потом, анализируя свое поведение и хронологию событий, предшествовавших инциденту, я пришел к выводу о том, что мной была допущена обыкновенная преступная безответственность. Ведь если бы я не отдал свой личный багаж или просто дал команду сопровождавшему телохранителю проконтролировать сотрудника нашей таможни, этого инцидента не случилось бы. Будучи оппозиционным политиком и оппонентом нынешней власти сегодня я больше виню самого себя, так как я не мог не понимать, что против меня возможна любая провокация. — То есть Вы хотите сказать, что потеряли чувство осторожности? — В данном случае, да. После этого инцидента в Варшаве я стал втройне осторожен. Из газет Вы знаете, что у меня состоялась личная встреча с бывшим председателем СНБ КР Т. Айтбаевым и несколькими моими товарищами, которые, согласно кыргызским обычаям, хотели морально и просто по-человечески поддержать меня в трудную минуту. И когда зашел разговор о месте и времени встречи, я сказал им, что сам определю время и место и сообщу им за 5 минут до установленного срока. Вынужден признать, что после случившегося моя сверхподозрительность и меры безопасности, предпринимаемые мной, иногда доходят до абсурда. — Факт задержания Вас с контрабандным нарковеществом сразу вызвал среди профессионалов большие сомнения. После соответствующих консультаций и обмена мнений с рядом бывших и действующих сотрудников подразделений силовых структур по борьбе с наркобизнесом возник логичный вывод, что Вас элементарно пытались подставить. Однако оставался неясным еще один вопрос. Если Вас хотели на самом деле подставить и подвести к тюремному заключению, почему тогда в ваш багаж подкинули левый некондиционный товар? Почему в матрешке оказалось вещество, которое нельзя было использовать и, тем более, продать? — На этот вопрос я вижу простой ответ. Как говорят в народе в таких случаях: «Фраера губит жадность». Я с большой долей уверенности предполагаю, что для проведения этой подставной провокации было отписано 600 граммов чистого героина. Однако в цепи доставки до адресата случился сбой. Скорей всего кто-то просто снял или стащил более половины порошка, подсыпав и смешав с похожим по цвету противорадикулитными и противомалярийными препаратами. Кроме того, у заказчиков или исполнителей, а может быть, и у тех, и других, был слишком примитивный, я бы сказал, кыргызбайский, подход к решению проблемы. Их расчет строился на тривиальной схеме, которая, наверняка, сработала бы в такой стране, как наш Кыргызстан. Возможно, они рассчитывали, что, какой бы ни был процент содержания наркотика в веществе, в чужой стране не будут долго разбираться и все равно обязательно посадят. Тем более, что полкилограмма наркотика — это большой объем. И дальнейшие действия правоохранительных органов должны были следовать простой логике — поймали, значит виноват. Зачем далеко ходить, в нашей стране разве не так поступают? Просто они навесили свой кыргызбайский трафарет на чужие законы. В этом заключалась их главная ошибка. Лично у меня вызвал сильный интерес в этой истории «аварийный» телефакс с наводкой на нас, отправленный из Астаны в Варшаву. Позже в ходе долгих размышлений я понял, что организаторы этой дешевой провокации попались на простой случайности. Их подвела чрезмерная самонадеянность и недальновидность в предвидении возможных последствий. Они рассчитывали, что меня возьмут при первом же таможенном досмотре в Турции. Но в Стамбуле случилось чудо. По чистой случайности мне повезло. В Стамбуле мой багаж прошел таможенный и пограничный контроль в общем зале и был доставлен на борт авиалайнера польских авиалиний. Когда об этом узнали организаторы провокации, новость, что я прошел благополучно границу Турции, вызвала у них панику. Задуманная операция по дискредитации оппозиционного политика оказалась на грани полного провала. После такой новости, я предполагаю, пошли в ход личные неофициальные контакты, вслед за которыми появился этот нашумевший телефакс из региональной штаб-квартиры Интерпола в Казахстане с оперативной ориентировкой на меня и моих товарищей. Просто после неудачи в Турции у организаторов пропала уверенность в успешной реализации их плана. Последней у них оставалась надежда, что меня задержат на польской границе, но после Турции, для того чтобы быть точно уверенными в моем задержании, они организовали этот самый телефакс. Потом получилось как в известном голливудском комедийном детективе «Тупой и еще тупее». Мало того, что происхождение телефакса вызвало большие подозрения у польских пограничных служб, плюс ко всему и подкинутая матрешка оказалась с липовым героином. В итоге, задуманная спецоперация лопнула как мыльный пузырь. — В ряде СМИ и с парламентской трибуны сегодня озвучены фамилии лиц, виновных в этой провокации. Конкретно говорится о причастности к ней бывшего первого заместителя СНБ и родного брата Президента республики Жаныша Бакиева, начальника службы авиационной безопасности аэропорта «Манас» Надыра Мамырова. А Вы считаете их виновными лицами или причастными к этому инциденту? — Окончательное решение и последнюю точку в этом деле поставит наш суд. Насколько наше правосудие будет объективным и справедливым, я не знаю, и, тем более, после Польши не могу быть уверенным в его беспристрастности до конца. Однако все объективные факты свидетельствуют в пользу вывода о причастности СНБ к скандалу. В материалах расследования, проведенного комиссией депутатов ЖК КР, есть конкретные доказательства в причастности указанных должностных лиц. Но, учитывая, что депутатская комиссия и ЖК не обладают судебными прерогативами, выносить сегодня окончательный вердикт о виновности никто не имеет права. Сегодня парламентарии высказали свою позицию по случившемуся инциденту ― и не более. Последнее постановление ЖК является политической оценкой этого скандала. А последнее слово скажет суд. — А будет ли этот логический конец? У меня, как и у многих людей, на этот счет большие сомнения. — Я тоже сомневаюсь, что это случится. Но я уверен в другом. Любая власть в истории государства имеет свой временной предел, который определяется Конституцией или ее судьбой. Рано или поздно произойдет смена власти, и тогда это дело и многие другие найдут свое логическое завершение. — В этот раз, если честно взглянуть на реальные последствия, которые могли самым худшим образом обернуться для Вашей судьбы, Вам просто повезло. Первая попытка убрать Вас с политической сцены страны провалилась. А дальше что? Ведь простейшая логика подсказывает, что Ваши противники на этом не остановятся. — Такие попытки дискредитировать лидеров оппозиции и неугодных политиков были, есть и будут продолжаться. Просто я не имею права разглашать тайны своих соратников и коллег. И сегодня на многих наших единомышленников оказывается давление. Например, возбуждаются уголовные дела в отношении фирм, которые когда-то им принадлежали, или привлекают к ответственности их родственников, близких друзей. Под различными предлогами их освобождают от занимаемых должностей и работы на госслужбе. То есть процесс политических преследований продолжается, и многие оппозиционные политики, депутаты в силу различных причин не хотят пока открыто об этом говорить или просто не могут. — Сегодня заказные убийства политических оппонентов и конкурентов в крупном бизнесе стали в нашей стране нормальным, обыденным явлением. У нас сегодня могут спокойно расстрелять в центре столицы любого депутата или известного бизнесмена. А Вы не боитесь быть убитым? — У меня есть реальные основания предполагать, что такая ситуация может быть и со мной, и я не исключаю такой исход в моей жизни. Но пока я сомневаюсь, что мои оппоненты могут пойти на такие крайние меры. Убийство известного политика может вызвать в стране совсем иные, неконтролируемые в политическом процессе события и явления. В конечном итоге это может стать концом нынешнего режима, и мои противники об этом тоже прекрасно знают. Поэтому за свою жизнь я пока крайних опасений не испытываю. Однако сегодня меня по-прежнему продолжает настораживать другой факт. Если раньше, при старом режиме, власть пыталась бороться с оппозицией путем оказания тайного давления, то новая перешла на рельсы открытого преследования своих политических оппонентов. К примеру, взять последнюю провокацию против меня или информационную войну, которую ведет нынешняя власть через подконтрольные ей правительственные СМИ. В частности, меня сильно беспокоят призывы с теле— радиоканалов ГТРК убить депутата ЖК Доронбека Садырбаева. Я имею в виду сюжеты, когда по государственному каналу «дежурные» аксакалы, якобы от имени народа, призывают физически расправиться с неугодным парламентарием. Нынешняя кампания по дискредитации политических противников мне напоминает 37–39-е годы в СССР. Тогда сталинский режим применял такие же методы подавления оппозиции, когда политических противников по одному отправляли в концлагеря или расстреливали под аплодисменты агрессивно-послушного большинства. Кроме того, есть такая информация, что предпринимались попытки и меня заказать через некоторых криминальных авторитетов в России. Но они наотрез отказались участвовать в исполнении политического убийства, апеллируя тем, что я являюсь, по их законам, чистым политиком и не причастен к каким-либо незаконным делам. Одним словом, у них нет «предъявы» для того, чтобы выполнить заказ. Видите, оказывается и у преступного мира существуют свои традиции, и для вынесения и исполнения таких приговоров криминальным лидерам необходимы веские моральные основания. Я тогда этой информации не поверил, хотя такие сообщения ко мне поступали в течение уже полугода. — А вот интересно. Вы, как один из влиятельных политиков Кыргызстана, в какую сумму оцениваете свою жизнь? Вообще, как Вы думаете, сколько стоит жизнь известного политика и парламентария в нашей республике? — Я думаю, что цена жизни любого человека зависит от цены исполнителя убийства. От того, во сколько киллер оценит свои услуги. Я не могу сказать точно. Есть люди, которые готовы убить за ничтожную сумму. Наемные убийцы тоже бывают разными. Всё зависит от морального и психологического портрета конкретного наемного убийцы. Откровенно, я не знаю рынок киллерских услуг. Поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Но, конечно, это был интересный вопрос и заставляет задуматься. Беседовал политический обозреватель «ОР» Сыргак АБДЫЛДАЕВ 28/09/06 - 17:44 | АНАЛИТИКА «ОР»
| ||
OP | www.pr.kg |
Добавить отзыв